Гансовский Север - День Гнева
СЕВЕР ГАНСОВСКИЙ
ДЕНЬ ГНЕВА
Председатель комиссии.
Вы читаете на нескольких языках, знакомы с высшей математикой и можете выполнять коекакие работы. Считаете ли вы, что это делает вас Человеком?
Отарк. Да, конечно. А разве люди знают чтонибудь еще?
(Из допроса отарка. Материалы Государственной комиссии)
Двое всадников выехали из поросшей густой травой долины и начали подниматься в гору. Впереди на горбоносом чалом жеребце лесничий, а Дональд Бетли на рыжей кобыле за ним. На каменистой тропе кобыла споткнулась и упала на колени.
Задумавшийся Бетли чуть не свалился, потому что седло — английское скаковое седло с одной подпругой — съехало лошади на шею.
Лесничий подождал его наверху.
— Не позволяйте ей опускать голову, она спотыкается.
Бетли, закусив губу, бросил на него досадливый взгляд. Черт возьми, об этом можно было предупредить и раньше! Он злился также и на себя, потому что кобыла обманула его.
Когда Бетли ее седлал, она надула брюхо, чтобы потом подпруга была совсем свободной.
Он так натянул повод, что лошадь заплясала и отдала назад.
Тропа опять стала ровной. Они ехали по плоскогорью, и впереди поднимались одетые хвойными лесами вершины холмов.
Лошади шли длинным шагом, иногда сами переходя на рысь и стараясь перегнать друг друга. Когда кобылка выдвигалась вперед, Бетли делались видны загорелые, чисто выбритые худые щеки лесничего и его угрюмые глаза, устремленные на дорогу. Он как будто вообще не замечал своего спутника.
— Я слишком непосредствен, — думал Бетли. — И это мне мешает. Я с ним заговаривал уже раз пять, а он либо отвечает мне односложно, либо вообще молчит. Не ставит меня ни во что.
Ему кажется, что если человек разговорчив, значит он болтун и его не следует уважать. Просто они тут в глуши не знают меры вещей. Думают, что это ничего не значит — быть журналистом. Даже таким журналистом, как… Ладно, тогда я тоже не буду к нему обращаться.
Плевать!..
Но постепенно настроение его улучшалось. Бетли был человек удачливый и считал, что всем другим должно так же нравиться жить, как и ему. Замкнутость лесничего его удивляла, но вражды к нему он не чувствовал.
Погода, с утра дурная, теперь прояснилась. Туман рассеялся. Мутная пелена в небе разошлась на отдельные облака.
Огромные тени быстро бежали по темным лесам и ущельям, и это подчеркивало суровый, дикий и какойто свободный характер местности.
Бетли похлопал кобылку по влажной, пахнущей потом шее.
— Тебе, видно, спутывали передние ноги, когда отпускали на пастбище, и от этого ты спотыкаешься. Ладно, мы еще столкуемся.
Он дал лошади повода и нагнал лесничего.
— Послушайте, мистер Меллер, а вы и родились в этих краях?
— Нет, — сказал лесничий, не оборачиваясь.
— А где?
— Далеко.
— А здесь давно?
— Давно, — Меллер повернулся к журналисту. — Вы бы лучше потише разговаривали. А то они могут услышать.
— Кто они?
— Отарки, конечно. Один услышит и передаст другим. А то и просто может подстеречь, прыгнуть сзади и разорвать… Да и вообще лучше, если они не будут знать, зачем мы сюда едем.
— Разве они часто нападают? В газетах писали, таких случаев почти не бывает.
Лесничий промолчал.
— А они нападают сами? — Бетли невольно оглянулся. — Или стреляют тоже? Вообще оружие у них есть? Винтовки или автоматы?
— Они стреляют очень редко. У них же руки не так устроены… Тьфу, не руки, а лапы! Им неудобно пользоваться оружием.
— Лапы, — повторил Бетли. — Значит, вы их здесь за людей не считаете?
— Кто? Мы?
— Да, вы. Местные жители.
Лесничий сплюнул.
— Конечно