Гансовский Север - Зверек
Гансовский Север Феликсович
ЗВЕРЕК
Звук голосов донесся с террасы, и мальчик затаил дыхание,
стоя на подоконнике. Угрюмое лицо выразило интерес, глаза
зажглись.
Из форточки дуло. Он стоял в одной только ночной рубашон-
ке, холодный ветер холодной рукой забирался ему в самую
грудь. Еще минуту назад он упрямо повторял себе: "Пусть я
простужусь. Нарочно. Заболею, и тогда тетя Маша не будет во-
ображать, что мне с ней хочется жить. И отвезет меня обрат-
но, откажется". Но все эти мысли были минуту назад, а теперь
он соскочил с подоконника, босыми ногами тихонечко прошлепал
по деревянному полу, приложил ухо к щели между дверью и ко-
сяком. Неплохо слышно было, хотя разговор шел вполголоса.
За окнами чуть серел рассвет, но степь под непривычным,
огромным, негородским небом вся еще лежала во мраке, и не
видно было, что там делается. Иногда с высоты доносилось ка-
кое-то дальнее курлыканье, порой в траве трещало, будто рва-
ли материю. Вчера, когда они ехали на быстром "Стриже",
мальчик понял, что степь - это когда ни лесов, ни гор, а
пусто. Тетя Маша все старалась развлечь его дорогой. "Вот
.орел летит, видишь, Коля? Он черный, его зовут орел-могиль-
ник... А вот там сурок встал - смотри-смотри!.. А эти крас-
ные .цветы - маки, а эти - тюльпаны. Красиво, да?.." Но
он-то знал, что ни орел, ни сурок ему ни к чему - их ведь не
поймаешь все равно. И тем более маки с тюльпанами...
Где-то за домом тихонько урчал мотор "Стрижа", с террасы
доносились голоса. Тети Маши и этого длинного, загорелого,
который встречал их вчера в доме и которого звали Юрием Пав-
ловичем. А дядя Гриша, шофер в больших желтых сапогах, был
теперь, наверное, возле машины.
- Нет, нет, - говорила тетя Маша, - я не беспокоюсь. Я
уверена, что он даже не проснется до нашего возвращения. Он
ведь почти всю ночь не спал в поезде, очень устал и глаза
откроет часов в одиннадцать, Но вот я думаю...
- Что?
- Может быть, все иначе устроить? Один из нас останется
на станции... Или съездить завтра?
- Но, Маша, послушай! Пропустим ночь полнолуния, тогда
опять год дожидайся мая... Знал бы я раньше, что ты его при-
везешь, вызвал бы хоть Степана Петровича. Ты ведь даже не
предупредила.
- Не хотела предупреждать... Ну ладно. А ты считаешь, что
сам не сумеешь отобрать хроматограммы?
- Я же в них ничего не понимаю. Это обязательно должна
сделать ты. А Гриша за это время успеет получить стержни в
ВИИ... Уж так сошлось все. Если сегодня не заложим экспери-
мент, считай, что годовая работа станции пропала,
- Ну почему пропала, Юра? Я же тебе сразу сказала вчера,
что утром съездим.
- Вчера сказала, а сегодня боишься оставить его одного.
- Нет, я не боюсь. Ты меня неправильно понял. Я только за
суслика Васика беспокоюсь.
- Да... Знаешь, я так удивился, когда он в него кинул
камнем. Он хотел его убить? Как ты думаешь?
- Не знаю. Но кажется, он не любит животных. Это мы в нем
должны победить - самое страшное ведь для ребенка, верно?..
И еще я чуть-чуть опасаюсь, что он случайно войдет в Страну.
Мальчик переступил за дверью. "Не любит животных". Поче-
му-то эта тетя Маша воображает, что ей все-все о нем извест-
но. А его-то как раз животные привлекают. Например, оторвать
у жука половину лап и посмотреть, что он будет делать. Из-за
этого взрослые всегда ругаются. Но у взрослых притворство.
Когда в школе он кошке в морду плеснул кипятком и учительни-
ца вызвала Серафиму, та с такими круглыми глазами стояла и
все говорила: "Не могу понять, отку