Гейман Александр - Жизнь Кота
Александр Гейман
ЖИЗНЬ КОТА
- Именно такой!
Калачиком с детский кулачок, совсем не пушистый, с какой-то сморщеной
голой кожей на морде, кот лежал под кроватью в закутке меж стеной и
какой-то доской. Ничего котеночье-милого в нем не было, и Брат - тогда он
ещё не знал, что он Брат кота, но уже был им - Брат разглядывал кота с
очень странным чувством.
- А другие где? - "котята" имел в виду Брат.
- А нет других, одним окотилась, - объяснил хозяин кошки.
- Стало быть... - и Брат вспомнил, как когда-то давно, подростком, он
выбирал себе собаку, и тогда три овчаренка сбились в кучу посреди комнаты и
дружно пищали, призывая нервничающую в подвале мать, а вот четвертая успела
оползать комнату и теперь с интересом наблюдала сестер, укрывшись за ножкой
стола. В тот раз Брат, выбрав было щенка поздоровей из трех пищащих, в
последний момент догадался и схватился вот за ту, за ножкой стола. Собака
действительно оказалась умной, хотя и излишне самостоятельной, на глаз
Брата, но ведь сам выбирал - а вот теперь, теперь выбор был сделан заранее,
раз один котенок, и Брат опознал в этом решение, которое ему полагалось
принять. Но котенок был ещё мал, брать рано, и вернувшись домой Брат
рассказал, что котенок-то есть, посветлее, чем обычно у Марфы, но не такой,
не белый и пушистый, как просила мать Брата, толстая старуха, Бабушка, как
она велела звать себя постояльцам-корейцам, Гене и Розе.
- Именно такой! - одобрила Толстый Человек Бабушка месяц спустя,
наклонясь и разглядывая котенка, мягко опущенного на пол рукой Брата.
Именно такой: пушистый, с белым пузиком и полосатым серо-черным
чепраком на спине. Еще у кота были миленькие рыжие пятнышки на лапах и у
носа, а сам нос был двуцветен - половина черная, а половина
игрушечно-розовая. И конечно, мордочка была снизу белая, с такой же челкой
на лбу, а вот выше шла серо-черная шапочка, с полосками.
А кот задрав голову стоял на вытертой дорожке у входа в комнату и, в
свою очередь, сам разглядывал наклонившуюся над ним толстую старуху в
очках. Ему было любопытно, и вероятно, он уже успел забыть, как запищал
дорогой, когда скрылся из виду дом, откуда нес его Брат, и как Брат
успокаивал, что ему, Барсику, у них - у Брата и Толстой Бабушки - будет
хорошо.
- Марсик, Марсик, пойдем, - позвала меж тем толстая старуха в очках,
подзывая котенка на кухню, где были килечьи головы в миске и разведенное
сухое молоко - чего-то получше не припасли, завтра уж.
- Тогда уж Барсик, - возразил Брат, пользуясь случаем ввести загодя
припасенное имя.
- Ну, Барсик, - согласилась Толстая Бабушка, и в квартире появился
кот.
Да, вот именно: кот, а не котенок - у_ж_е кот, а не - _потом_,
когда-нибудь кот. Имен и прозвищ у Барсика перебывало множество, по мере
обнаружения разных черт и повадок - он был и барсуком, и Барчиком, и
Ведеркиным - за пристрастие спать в оцинкованном ведре, и рыськой - из-за
яростных нападений с поджатыми ушами, и даже "дамой, приятной во всех
отношениях", это уж так называла его Толстая Бабушка, любуясь на спящую
пушистую прелесть, - а вот при всем том он был сразу принят полноценно как
кот - хотя Бабушка до последнего сомневалась, а не кошку ли ей подсунули,
потому что не находила ярко выраженной половой обозначенности в положенном
месте.
Повод для таких сомнений давала Бабушке также и неиссякаемая живость
кота - ведь кошки, как известно, куда сноровистей котов, как и вообще в
животном мире самки жизненней самцов, и Брат сам наблюдал, как у той же
Марфы ко
